О`Санчес - Суть острова. Книга 2
Когда меня осенила идея, камердинер Вальтер даже на стену оглянулся, потому что я в нее смотрел с широко распахнутыми глазами. Может, она того и не стоила, но мне — понравилась. Идея, разумеется, стена — она и есть стена, я перед любой способен медитировать. А смысл идеи как раз и заключался в том, чтобы переложить большую часть «табакерочной» проблемы на Вальтера. Зачем, казалось бы? Не козырнее было бы приезжать раз в месяц, раз в два месяца, и в очередной раз гарантированно разыскивать пропажу в предсказанном месте? И пожинать гонорары, «Сове» и себе? Э-э, нет… не козырнее и не кошернее… Такие золотые яйца из под сомнительных куриц — не по мне. Слишком много, как я объяснял тому же Вальтеру, факторов непопределенности, которые суть — почти всегда опасность в нашей профессии и всегда риск. Тот же Пигги, хотя он и мистик, и маразматик, но на пятый раз — вполне способен заподозрить сговор, прислуги и нашего агентства «Сова» в моем лице, преступный сговор с целью имитировать пропажу имущества и выдавить оплату за якобы найденное и возвращенное. К чудесам люди привыкают стремительно, повтор еще похвалят, а уже на третий-четвертый раз начнут зевать и нос воротить. И подозревать подвох да подставу. Мы, конечно, предоставим доказательства и свидетельства обратному, однако, судебные тяжбы с ненормальными дееспособными мультимиллионерами — штука дорогостоящая и, случается, что крайне долгосрочная, на десятилетия. В то же время, на работе вполне способны, с одной стороны, привыкнуть к халявным чекам от одного из клиентов, а с другой — обвинить в стремлении к халяве того же меня. Из зависти, или по глупости… И что самое-самое важное во всем в этом: я боюсь привыкнуть к запаху дерьма в моем деле. Пусть лучше извне будет вонять, нежели меня пропитает до полного слияния. Свои деньги я заработаю, не век же мне в детективах по выгребным ямам шнырять.
Фук! — и кончилось мое хорошее настроение. Только я успел проехать мимо церкви святого Влада да спохватиться, что Шонна просила свечей купить, как я увидел… Э-э-х-х… Лучше бы я на дорогу смотрел… Батя мой мелькнул. Точно батя, глаз у меня наметанный: только что почти весь был виден над поребриком — как черт его сдернул вниз, в подземный переход… Господи помилуй, вот по чью душу свечки ставить надобно… Сердце у меня как у быка, а вот — скрипнуло… Алкаш он у меня и бомж. Мать его бросила в свое время, и правильно сделала, я считаю; деньги, жилье и работу он пропил, на увещевательные беседы не реагировал… Мы иногда пересекаемся с ним, на кладбище, там, или случайно… Н-не могу на эти темы спокойно разговаривать. Стоит, такой, обтрепыш пьяный, какая-то дрянь в руках, комок невесть из чего… Ну мог я его не заметить? Мог. Тем более, что он-то меня не видел… Но совесть… жалость… бессилие… Может, его за хобот и в «дурку», на принудительное излечение? Надо будет узнать, сколько это может стоить… Шонна мою матушку так-сяк, а уж папашу с первого взгляда невзлюбила, когда мы с нею только познакомились, и он еще на человека был похож… А тут уж придется бой выдержать — куда там «вольво»… Да насильно не вылечишь. Надо набрать в грудь дзена, да погуще, и забыть. Сегодня день мелкого служебного триумфа и легкого полузакоса от дальнейшей работы. Забыть, забыть, забыть, и думать о хорошем, о позитивном, если получится — порисовать что-нибудь тайком…
Как бы не так.
Только успел я добраться до рабочего стола, да сесть за «пишмаш», за электронную пишущую машинку, с целью настрочить рапорт о содеянном (с купюрами, естественно, без упоминания рационализаторских идей. На машинке — это еще пустяки, халява, а вот бесконечные письменные отчеты «от руки» — это настоящее наказание Господне), как переключают на меня звонок… Папа позвонил. Здравствуй, папа, называется. Батю в лягавку замели, и что-то там такое противное, иначе бы не стал он беспокоить меня по столь обыденному поводу. «Ни за что, честно-пречестно…» А голос дрожит так, что… У меня даже и задней мыслишки не ворохнулось — оставить его наедине с судьбой и не ехать никуда. Нет, ворохнулась, себе-то врать не надо, мощное было искушение — послать его раз и навсегда по гнусному адресу.
Я отчет в сторону, цоп Карлика: свободен? Карл, адвокат наш, свободен оказался. Да если бы и занят был — придумал бы что-нибудь ради меня, когда я обрисовал ему ситуацию в два слова. Мы с ним не друзья, но коллеги настоящие и друг друга уважаем: разбуди он меня в полночь, чтобы ехать с ним и решать вопросы — не откажусь, ибо он надежный товарищ и серьезный трудяга, точно так же и ему бы в голову не пришло от меня отнекаться.
— Тридцать первое, говоришь?
— Угу. Что оно из себя представляет, не в курсе?
— Нет. Ты переодеваться будешь?
— Само собой.
— Давай, а я пока им позвоню на всякий случай, чтобы не спешили с поступками…
Карл взялся выяснять телефон тридцать первого отделения и звонить туда, а я здесь же, в моем кабинетике, по шустрому переоделся.
Утром, во время визита к Пиггею Тоуку, я выглядел запросто: джинсы, свитер, куртка-непромакашка, кроссовки… Все чистое, достаточно дорогое, но — обыденное. Мне раствориться в толпе — плевое дело, если, конечно, я догадаюсь для этого выбраться из «вольво» и отойти от него на приличное расстояние. Самое ценное, самое важное в нашем деле — при контактах с людьми не вызывать в них напряжения. Конечно, если бы я в первый визит приперся к сэру Пигги в таком прикиде, я бы авансом подорвал доверие к себе и представляемой мною «Сове», а во второй и третий раз — милое дело, тем паче, что свой мотор я у них во дворе оставляю, на погляд и догляд.
Еду в навороченном моторе — почет мне и уважение от окружающих, вышел из мотора — нормальный парень, молодой, приличный и симпатичный.
Но сейчас — совсем иное дело и я облачаюсь в полный парад: у нас, у детективов Совы, у каждого на работе хранится выходной костюм, чистый, выглаженный, новый и обязательно дорогущий, от запонок до штиблетов. Со вкусом — могут быть проблемы или разночтения, но с приблизительной стоимостью одежды — ни в коем случае. Причем — за свой счет. Шонна не менее ведра крови из меня выпила, собирая шмотье в ансамбль, всеми этими бесконечными примерками, перемерками, запонками в тон, носовыми платками, трусяными узорами… Какая разница, какие на мне трусы, их под пиджаком не так чтобы видно… Но я верю Шонне и доверяю ей: сказала, что дурновкусье — заменю и галстук, и запонки, и зубочистку, если понадобится. Но выгляжу я в этой сбруе ничего, даже сам себе нравлюсь. А осанка-то, осанка…
— Рики… Если ты налюбовался на себя, то, может, поедем? — Вот же скотина Карл: человек в горе и в тревоге — а он все равно не преминет поддеть. Ничего, посчитаемся в трудную для него минуту.
— Лишь бы в пробку не впилиться.
— Главное — через первый мост перевалить, на втором в это время пробок не бывает. Рики, ты бабки разменял на всякий случай?
— Угу… Тот-то, Крепостной, вот-вот на ремонт закроют, если уже не закрыли, вот намаемся тогда … Так ты говоришь, ничего серьезного там? А, Карл?
— Уверен. Я когда на них поднаехал — они снагличали, но так… Без сердца и упорства. Под крупные купюры не попадаем, это точно.
С Карлом надежно, он и как юрист — золото, и человеческие качества в нем живы, в пику образованию и профессии. Я все ждал по дороге, пока он начнет выяснять насчет бати моего, поскольку это было бы вполне оправданное любопытство, но — молодец: ни слова. Понимает же, насколько мне гадостна эта ситуация…
Приехали. Отделение как отделение, не мало я таких повидал, в одном обезьяннике даже заночевать довелось. Но это было еще до армии, в далекой юности, за драку и нетрезвое поведение в общественном месте. Драка была, отрицать не стану: мы с с Риверой и Натом латиносов каких-то у дискотеки метелили, но пьяным я не был, ни в одном глазу. Все равно записали дебош и нетрезвость какой-то там степени. Мерзавцы, что взять… Но пьяным я, все-таки, не бываю, потому что у меня против опьянения два эффективнейших средства: крепкая голова и низкий порог нормы — не более пятидесяти спиртовых граммов за случай употребления, В пересчете на стандартный коньяк, это будет чуть больше ста граммов; но я могу и пивка тяпнуть, и водочки, и вина — чего душа пожелает, однако — в общих пятидесятиграммовых «спиртовых» пределах, благо, с математическими подсчетами у меня вполне хорошо. Уместно бы спросить — откуда же я знаю про крепкую голову, коли выше стопки не забираюсь? Увы, знаю. У нас в «спецморе» за три года так изгалялись, так нас выдрессировывали, что… Некоторым ребятам наутро после испытаний хоть бы что, а я только и успевал на толчок бегать блевать, в зеленом виде. Лучше кроссы бегать с полной выкладкой. Зато «под банкой» стоял лучше всех, до полулитра сознание держал. До спиртового полулитра, не коньячного. Зачем все это было нужно испытывать на нас — Бог и Командиры ведают, нам не докладывали.
